В конце 2020-го Луи СиКей отправил мне письмо (как и другим своим подписчикам, я не дружу с Луи). Оно кончалось так:
В любом случае, с Новым годом. Извини, если ты умер.
Сперва я подумал, что это неуместно и грубо. Потом я подумал еще немного.
В итоге я решил, что это неуместно и грубо, но еще и гениально. Эта фраза заставила меня высунуть голову из панциря, в котором я привык отсиживаться, потому что там я могу воображать, что все хорошо. Я могу представлять безопасность и комфорт, могу представлять тепло и процветание, могу представлять, что никогда не умру.
Я понимаю боль, разумеется. Я могу сопереживать другим или менее везучей версии себя, но внутри панцыря я делаю это умом, а не сердцем. Я рационально переживаю за людей и парадоксальность этой фразы кое о чем говорит. Скорее всего, свою эмпатию я тоже выдумываю, я притворяюсь, что чувствую и скорблю. Поэтому, если ты хочешь мне что-то сказать, выбей меня из панциря.
Хороший юмор, хорошая литература, хорошее кино умеют это делать. Нет, зачеркни последнюю фразу. Должны это делать. Они вышибают меня из моего уютного и тепленького и заставляют меня почувствовать себя голым посреди школьной столовой. И это великолепно. Глубоко внутри я хочу чувствовать, глубоко внутри я ненавижу свой панцирь, свою стену, которую воздвиг вокруг себя и жду каждую секунду, что кто-то расшибет ее кувалдой и вытащит меня наружу. Окей, может быть, не каждую секунду, но тем не менее.
Разве я не знаю, что люди умирают? Разве я не знаю, что в 20-м году это было особенно справедливо. Разве не стало у меня в этом году меньше друзей и близких?
Да, я знаю. Но чувствую ли? Это еще одна фишка культуры: она заставляет нас чувствовать то, что мы все давно знаем.